Уроборос

1.
У Вас бывали такие сновидения, после которых хотелось взять в руки листок бумаги с ручкой и, не теряя ни малейшей детали, ваять рассказ?
Можно начать с экзамена. Или змея. Или Нового Года. А можно всем этим завершить.

2.
Гуннар Кровавый Топор окончательно перестал грести и второй раз плюнул за борт отчаянно скрипящей ладьи темного дерева, чуть не попав при этом на обшивку. Остальные викинги притихли. Мое подсознание не стало вычленять их всех по отдельным признакам и именам, сплотив в нечто безличностное, угрюмое и бородатое. Этакий клубок немытого героизма и заросшей по самые уши отваги. Впрочем, одного из них, в довольно симпатичном шлеме, кажется, звали Йохан Отважный.
       - Не нра-а-а-авится мне это место, - Кровавый Топор брезгливо повторял «заевшую фразу» последние полчаса, как мы плыли. Точнее, мне казалось, что наше плавание длилось достаточно долго из далеких холодных шведских фьордов на Юг. Снова-таки безалаберно-безбашенное подсознание ненавязчиво позволило вспомнить Мелькартовы Столпы [Гибралтарский пролив] да буйно-зеленые берега  западной Африки [черт знает, как они называются в этом временном промежутке моего сна]. Ладья медленно двигалась к южному полушарию. Как я поняла из «дано» в моем сне, нам полагалось достичь Края Земли – этакой  Ойкумены. А вот «решение», как всегда, могло стать крайне неожиданным.
Вожак сплюнул третий раз, встал и прошел к носу, всматриваясь из-под кустистых бровей в синюю даль, почесывая при этом свой торс в области… кхм. Погода радовала – жаркий безоблачный денек. Гребцы обливались потом в шерстяных штанах и кафтанах с тяжелыми металлическими наплечниками, но «долг превыше всего, отвага, смелость, бла-бла-бла». Я, как и полагается невинной участнице будущего жертвоприношения, сидела на корме драккара, одетая в нечто вроде «сари», а длинные светлые волосы [очередной сновиденческий фетиш] были тщательно скручены на затылке. Все-таки, я была девственницей. Хотя бы в этом сне.
Йохан также встал, чуть угодливо, бочком приближаясь к Гуннару и придерживая за рукоять короткий меч в ножнах:
- Кровавый Топор, может быть, пришло время принести жертву Богам?
Тот обернулся. Гребцы глуховато зароптали, при чем бОльшая часть рокота была одобрительной. Я охватила колени в светлой ткани руками и индифферентно отвернулась, глядя на далекие африканские берега. В конце концов, это всего лишь сон. Главный викинг уже было раскрыл рот, как ситуация немного [немного ли?]  изменилась.
Драккар покачнулся. Гладкая водяная поверхность сильно заволновалась, будто нечто решило присоединиться к нам в столь долгом путешествии а-ля «плывем_туда _не_знаем_куда_ за_черт_пойми_чем».
А затем из изумрудно-бирюзовой, становящейся все более темной к глубине, толщи воды, вынырнул змей. Нет, Змей! Его гибкое, покрытое сине-серой чешуей [каждая чешуйка сравнялась бы размером с мозолистую ладонь Гуннара Кровавого Топора] тело было гигантским, толщиной навскидку в хороший магистральный газопровод. А вот  громадные янтарные глаза на удлиненной голове с усами-водорослями у самой пасти завораживали, и их выражение не предвещало нам ничего хорошего.
Змей лихо [что ему, поганцу будет – викинги массово побросали весла, и думать забыв о бесполезном оружии в виде нескольких десятков мечей и знаменитого топора] смел с носа драккара одного из смотрящих в воду, затем совершил грациознейший финт по оборачиванию судна парочкой колец собственного шлангообразного тела и бархатистым голосом моего преподавателя философии и мифологии Дмитрия Анатольевича спросил:
- Ну и куда мы плывем, детишки?

3.
Теперь, думаю, можно рассказать и об экзамене. По крайне мере, так хоть что-то станет логичным и понятным.
Предновогодняя сессия. Что может быть хуже для студента? Перефразирую вопрос – что может быть хуже для студента пятого курса, идущего на красный диплом одного из историко-археологических ВУЗов Питера? Да, да, Вы не ошиблись. Ни-че-го.
Настольный календарь радовал глаз крупной красненькой «тридцаткой» на снежном разлинованном поле. 30 декабря, два часа дня,  Шеремет  Валерия сдает последний экзамен в две тысячи двенадцатом году [конец света, как вы понимаете, так и не случился]. Светлая холодная аудитория-амфитеатр пуста,  если не считать двоих у преподавательского  стола -  склонившей голову с каштановой косичкой к конспекту девушки и уже немолодого, седовласого мужчины  в строгом темном костюме, с мягким шарфом вокруг шеи.
Девушка – это я.
Перелистывая конспекты, я кашлянула и чуть ближе придвинула шатающийся стул к столу – ноги немного затекли от неудобной позы [ибо сидела я так как минимум последние полчаса].
Казанцев наоборот отодвинулся и даже как-то весело хмыкнул:
- Валери, это должно было рано или поздно случиться. Не корите себя. Нельзя помнить всё.
В бархате скользнули веселые нотки, на которые я упрямо подняла голову:
- Я постараюсь, мсье Казанцев.
- Расскажите мне кратко о змее еще раз, и ответ придет сам собой. Возможно - придет.
Я стукнула ладошкой по столешнице:
- Это несправедливо! Вы снизите мне оценку в любом случае, а я…
Он поднял в ответ свою:
- Валери, уж кому-кому, а Вам я ее не снижу. Ни в коем случае. Вы превосходно работали весь четвертый курс, а постановки на семинарах еще до сих пор хранятся в моем видеоархиве.
Я невольно зарделась и дернула себя за косу, опуская взгляд.
- К тому же, - Дмитрий Анатольевич продолжал, намеренно игнорируя мое смущение, - я встречал слишком мало людей, увлекающихся мифологией так сильно, как Вы. В нас с Вами мало философии и много выдумки. Это меня как гуманитария не может не радовать. Но как преподавателя должно огорчать, – по  смешливому баритону было заметно, что Казанцев ничуть не огорчен. – Не забудьте также, первоначально экзамен был по древнегреческой философии… М-да.  Итак. Еще разочек. У викингов он…
- Ёрмундганд. Мидгардсорм. Дважды боролся с Тором. Был побежден молотом аса. На мой взгляд, в христианстве прослеживается подобная нить с Георгием-победоносцем, правда, там копье…, - я сбилась на бормотание.
- Не суть важно. Засчитывается. Индия?
       Помедлив, закрыла конспект. Все равно там ничего нет.
- Шеша… Наг. Почитался индийцами наравне с Вишну. Этот толстяк сидит на нем на многих фресках в храмах. Так же аллегорически держит Землю в своих кольцах во время отпуска черепахи и трех слонов.
Преподаватель оценил мой юмор кивком:
- Отлично. Египет.
- Символизирует бесконечность, непрерывность и иже с ней. Изображен на фресках, посвященных Анубису, Озирису и его царству мертвых.
- И его звали? – Казанцев напрягся, подаваясь вперед.
- Хоть убейте - не помню, - мрачно ответила я после заминки. - Это мировой Змей. Но как он выглядел у них, как его звали...
Мой собеседник снова рассмеялся, легко и непринужденно. Словно моя девичья память преподавателя ничуть не расстроила.
- Ступайте отдыхать, Валери. Вы прекрасно справились с ответами по грекам. Особенно порадовала ссылка на Ефремова… Необычно. Идите.
Он черканул в зачетке оценку, расписался, закрыл и передал мне. Даже не раскрывая ее, я знала, что там синими, с фиолетовым отливом, чернилами выведена «пять».
- Только с условием - «не гуглить», не спрашивать… и прочая. Вы и так вспомните, моя талантливая Валери.
- Уби нил валис,… - мой тон стал еще более угрюмым. – Могли бы и подсказать…
Казанцев фыркнул, как старый недовольный кот:
- Прекратите. Ступайте. Можете мне даже позвонить, когда память Вас порадует. Я буду ждать.
Забрав синюю с золотистыми тиснеными буквами зачетную книжку, я покорно кивнула, попрощалась с любимым преподавателем и покинула аудиторию. Вспомню. А то, как же…
Дальше была пьянка с сокурсниками, потом я вернулась под вечер домой на старенькой «бмв» моего парня посидеть с кружком домашних за столом по поводу отличного окончания сессии. Какие уж там мифологические аспиды…
И подсознание решило поиздеваться надо мной во сне.

4.
Змей продолжал раскачиваться. Естественно, вразумительного ответа чешуйчатое вряд ли бы дождалось. Гуннар как-то мешковато осел, бессильно хватаясь за рукоятку топора:
- Чудовище Мидгарда…
Было не совсем ясно, собирается ли он бросаться на Змея со своим знаменитым оружием или бухаться на колени и молиться о пощаде. Остальная масса шокировано разинула усато-бородатые рты, застыв «сыновьями Лота» на лавках. Я приготовилась к шоу. Ведь далее все обещало быть «страньше и страньше».
Змей лениво осмотрел драккар, чуть сильнее стиснул кольца. Дерево покорно закряхтело, обещая при большем давлении рассыпаться на доски и прочую составляющую искусственного и растительного происхождения. Йохан слабо пискнул. На морде водоплавающего появилась какая-то издевательская ухмылка:
- Да, с вас и спросить-то мало… Убожество. Вот за что мне такое убожество?…
Хотя вопрос гада был риторическим, Кровавый Топор словно очнулся, понял ситуацию по-своему, рванул ко мне и уже через миг держал за узел на затылке. Я взвизгнула, отбрыкиваясь ногами от дикаря, пусть мне было не больно. Скорее обидно. А викинг принялся подобострастно взывать:
- Возьми ее, Великий Змей! Она чиста и невинна! И предназначена тебе в жертву с самого начала нашего плавания!
- Эта? – янтарные глаза взирали на меня с ироничным сомнением. – Да девчушка мне на один зуб. Вы издеваетесь?
Голос его не изменился ни на йоту – все тот же бархатный баритон Казанцева, немного разбавленный змеиным шипением. Где-то краешком разума, следившего за всеми перипетиями сновидения, я отметила, что в этот раз  подсознание постаралось на полную…
И вот тут случилось чудо. Тварюка передумала.
- Я отпущу Вас, - ухмылка стала еще четче,  - если Вы назовете мне мое имя.
В знак подтверждения своим словам чешуйчатое ослабило путы, не освобождая целиком  ладью из серебристо-гладкого плена. И я не могла поверить ему. Что-то подсказывало, что просто так мы не избавимся.
Гуннар отпустил меня, я кулем повалилась на колени. Светлая ткань «сари», натянувшаяся в ногах, затрещала. Мда, шили тогда фиговато…
Змей снова зашипел:
- Итак. Назовите меня!
- Мид-гард-сорм!
Викинги разом выкрикнули это имя по слогам [подозреваю, взяли они его из моей памяти], будто скандируя. Тварь лишь нетерпеливо взмахнула поднятым из воды хвостом, обрызгав при этом всех нас тепловатой водичкой:
- Неет, я древнее этого имени. И что самое интересное - она его знает, - теперь сине-серый хвост указывал в мою сторону.
Я почти с ненавистью смотрела в его старые, но по-прежнему красивые глаза и беспомощно сжимала кулаки:
- Не помню! Я НЕ ПОМНЮ!
Вожак бородатых вновь вцепился в мое плечо, нещадно дергая:
- Скажи ему, или мы все умрем!
- Умрете… умрете…, - голова насмешливо качалась в такт шипящим звукам. – Но в силу твоей красоты и невинности, - Змей отчетливо хихикнул, - имеешь право на одну подсказку.
Смаргивая злые слезы, я глуховато сказала:
- Прими свою истинную форму. Каким ты должен быть.
Вот уж не знаю, на что я понадеялась, но…
Морская тварь легко, играючи, с каким-то очевидным удовольствием выполнила мою просьбу. Хвост вторично поднялся из воды, чтобы… занять свое законное место в оскаленной пасти с гигантскими клыками. Замыкая Змея в кольцо.
Осознание пришло внезапно. Стесняющаяся память с невидимой  улыбкой вручила спящему разуму студентки ответ. Я рассмеялась и поднялась с колен, вздымая к стальной чешуе обе руки:
- Ты – бесконечность, символ без начала и конца. Ты даже круче религиозных богов, с их лозунгом об Альфе и Омеге. Ты уроборос.
Хвост хлестнул в воздухе, по воде пошла расходящаяся кругами рябь. Чешуйчатое откровенно ухмыльнулось:
- Ну вот, а говорила, что не помнишь.
И на этом месте мне бы проснуться [я ведь отгадала, верно?], да вот дальше всё стало еще веселее. Словно подсознание, режиссирующее свое кино, решило добавить что-то новое в сюжет.
Тварь еще не успела развернуть свои громадные кольца, викинги еще не разразились победными криками с метанием шлемов в воздух… а вот нечто сверкающее и довольно увесистое хорошенько так стукнуло Змея по голове и отскочило, падая на корму в нескольких дюймах от моих босых ног, рядом с бочкой, наполненной пресной водой. Дерево под ним с каким-то глухим треском подалось, образуя небольшой кратер вокруг предмета.
Это был молот.

5.
Морской Змей покосился на «небесный подарочек» и самым кончиком хвоста потер место ушиба, сварливо нарушая воцарившуюся благоговейную тишину:
- Шо, опять? Вот каким образом этот сорванец так быстро нашел…
Его перебили. И крайне невежливо. Йохан вскинулся, выпучив бешеные глаза и пальцем с грязным обломанным ногтем указывая на молот:
- Это Тор! ЭТО НАШ БОГ!!!
Гуннар взревел нечто восторженно-невразумительное, вздымая в воздух топор, остальная бородатая часть экипажа [то бишь – вся] воодушевленно загукала, потрясая мокрыми веслами.
- Он сразит тебя, чудовище!
Правда, через миг вопли стихли, ибо прямо на шее у Змея в позе наездника материализовался [трансгрессировал, появился из ниоткуда… я же сплю, правильно?] немного чумазый, со светлыми непослушными вихрами  пацаненок лет двенадцати в крепких зимних ботинках [не вру] на босу ногу, обрезанных выше колен коричневых штанах и какой-то ободранной, но мягкой на глаз рубахе. Первоначально ткань была белая. Сейчас же ее цвет определить было трудно.
- Хэй-хо, детишки! – прозвучало знакомо и крайне странновато, ибо говоривший как раз таки лучше всего подходил под возрастную категорию приветствия.  Кровавый Топор с перепугу уронил своего тезку в кратер рядом с молотом. Мальчуган  прищурился, протянул руку, и подвластный своему хозяину кующий артефакт вернулся к нему. Ладошка крепко охватила стилизованную побегами древесных лиан темную рукоять, Тор [видимо, это был таки асгард] ловко крутанул им в воздухе и снова отвесил [в четверть силы… а то и без нее] уроборосу чувствительный подзатыльник, удерживаясь второй рукой за мягкой гребень. Раздался гул, как будто кто-то долбанул весомой кувалдой в гонг.
- И чего ты здесь завис? Поплыли, дружище, на Крит - там сейчас будет бой без правил, - голосок Бога, обращающегося к своему «боевому коню», зазвенел неподдельным детским азартом.
- Гекатонхейры? – без особого вдохновения спросило чешуйчатое.
Тор кивнул с ослепительной улыбкой:
- Десять драхм на Гиесса! А этот идиот Гимир как всегда всё поставит на  Косста …
- Отец опять будет сердиться. Тебя подолгу не бывает дома.
На этот неожиданный со стороны уробороса упрек Бог и бровью не повел, воинственно  вращая рукоять и примериваясь для следующего подзатыльника. Викинги уже ничего не понимали, ошалело взирая на несостоявшегося малолетнего «освободителя» и слишком доброе чудовище.
- Дома ничего интересного! А после боев будут танцы с драконами, - еще один «удар в гонг».
-Эй, эй… Погодите! – я встрепенулась,  делая шаг к голове Змея и мальчишке на чешуйчатой шее. Острый хвост в который раз мелькнул мимо меня – кольца стремительно раскручивались, освобождая драккар от смертоносных объятий. Тор повернул на оклик свою встрепанную голову. Я утерла внезапно пересохшие губы тыльной стороной ладони:
- Это ведь из другой мифологии…  Это Древняя Греция! Драконы – из Китая! И вы  с уроборосом вообще-то кровные враги!
Тор немного издевательски захохотал. А чешуйчатое вздохнуло, пузыря наш обвисший парус ветерком, и немного флегматично сказало:
- Да какая фиг разница.
Ответ уробороса умилял своей логикой и актуальностью. Впрочем, разницы действительно не было. Ведь происходящее было сном.
Ладья закачалась, словно радуясь долгожданной свободе. Гребцы бездумно шлепали по воде веслами, не отрывая взора от громадного Змея и мальчишки на его шее, у основания головы. Молот Тор привычным, отрепетированным жестом заткнул себе за пояс штанов, крепче хватаясь за усы-поводья. По Змею было заметно, что такой расклад «конь-всадник» и его вполне устраивал. Бог лихо гыкнул, сжал ногами как шенкелями шею – и они помчались по воде, скача, как плоская монетка, пускаемая умелыми руками.
Викинги встали все как один, поднимая щиты и скандируя имя своего Бога. Бряцая мечами о железо, они восторженно загорланили песню…

6.
… моего будильника. Я проснулась, спросонья нащупывая телефон и выключая что-то из In Flames. А затем потерла веки с тихим стоном «твою же налево, что за бред?..»
Окончательно придя в себя, осмотрела свою комнатку. Беж обоев, светло-серая уютная мебель. За занавешенным в восточном стиле окном тихо падает свет, электронные часы на прикроватной тумбочке мягко подсвечивают время - 09-00 и дату. 31.12.2012.  Вздохнув, я покосилась на телефон, а затем смахнула со лба волосы и быстро наклацала на сенсорной панели номер Казанцева, который почему-то помнила наизусть.
- Утро доброе, Дмитрий Анатольевич! С наступающим Вас!
Он услышал улыбку в моем голосе:
- И Вас, Валери. С наступающим годом Водяного Змея. – Он помедлил. – Вспомнили?
- Уроборос.
Невидимый бархатный голос рассмеялся:
- Верно. Великое кольцо без начала и конца. Сами справились или подсказал кто?
- Не поверите. Приснилось.

*
Комната ждала.
Гладкий белый, монолитный, звукопоглощающий пластик, которым было обшито все помещение, прочный, как сталь – и одновременно мягкий на ощупь (одна из первых, «шутливых», как они ее называли, разработок Научного Отдела) сверкал в люминесцентном дневном свете, мягко рассеивающимся с потолка. По углам последнего перемигивались пульсирующими красными огоньками беспроводные камеры-наблюдатели. Слабо пахло дезинфекцией.
Мебели как таковой не было. Лишь к дальней стене  приделана полка на уровне человеческого пояса. На таком же снежном пластике лежал герметично упакованный пакет со свежими галетами. Рядом – объемистая фляга с дистиллированной водой. Чуть дальше – армейский нож последней модели Benchmade Knife, моток веревки и Desert Eagle сорок третьего калибра, с тяжелым свинцом пуль. Магазин был полон.
В смежном с комнатой отсеке так же ожидал своего часа заветный бежевого оттенка овал, освобожденный от причудливых корообразных защитных пластин. Капсула уже была «оприходована» Научниками пометкой R1. Ее чуть подрагивающая поверхность наводила странную мысль о живом организме. От овала шли многочисленные провода; раструб «присосался» к удлиненной части. Шланг же вел к вентиляционной трубе, которая направлялась только в обшитую белым пластиком комнату.
Все было готово.

**
Сидящий на койке в амбулаторном отсеке Научного Отдела Эрван поднял голову, выдохнул, расправил плечи и снова уперся локтями в бедра, опуская лицо в ладони. Мужчину до сих пор мутило, даже смотреть на мягкий рассеянный свет было больно. Казалось бы, обещаны банальные «витаминчики»… а до сих пор так плохо после инъекции. Места уколов протяжно ныли, и локти можно было сгибать только с гримасой на лице.
Хуже становилось, если закрыть глаза и попытаться отключить сознание. Тогда приходили они – последние воспоминания… Взбешенные арахноиды наступали со всех сторон, отходящий к шаттлу отряд не успевал поливать пауков крупными кучными очередями из облегченных M-134. И все равно крайние бойцы, защищавшие центр в виде суетливо работающих ученых, неумолимо исчезали, выдергиваемые жуткими лапами. Прекрасная планета – Иридия, система из пяти планет и звезды, расположена возле Альфа Центавра, идеальный «земной» климат и жизненные показатели для освоения… и вот эти черные здоровенные твари. Первый, исключительно «научный» десант погиб через час после приземления в заданную точку, во втором  – научно-исследовательском с охраной военных – принял участие и Эрван. Точнее, его так назвали. Потом. После окончания миссии. Ибо уже возле шаттла нашли с пробитым пневмошлемом и  кратковременной амнезией, на деле оказавшейся потерей значительного объема памяти.
Эрван выдохнул, коротко и остро, а затем все-таки поднялся, разминая торс в черной обтягивающей футболке. Военные штаны в стиле «хаки» провисли в коленях – мужчина немного похудел. Но короткий ежик светлых волос остался неизменным, как и настороженное выражение голубых глаз. Как жесткая морщинка у рта. Сколько ему? Как его зовут? Как долго он в отряде Дельта-Исследователей? Только пару дней назад боец «узнал», что такое название было выбрано не зря. Ибо Альфы, Беты и Гаммы забрали себе люди науки и дальнего пилотирования. И чтобы не уступать и не уходить далеко в конец алфавита, военная разведка присвоила Дельты, Ипсилоны и даже Тау. На всякий случай. Эрван, слушая воодушевленного лаборанта Тео, делающего ему очередную инъекцию, только непонятливо мотал головой. Может быть, до ранения он и распознавал все эти изюминки. Но сейчас его память была просто белесым туманом. Без образов и связных мыслей. Моменты последней битвы. Даже лица и имена соратников исчезли, оставив лишь серые фигуры бойцов. А вот гигантские пауки остались красочными и до ужаса четкими. Как и детские отрывистые воспоминания о друзьях в ультраочках (Бен? Стил?...), поездке в Зоо и светловолосой женщине. Матери. Все.
Подойдя к решетчатой двери, мужчина охватил длинными сильными пальцами прутья. Его запирали «во имя безопасности и малой вероятности причинения себе вреда». Длинный серый коридор по обе стороны уныло, в своем однообразном тоне, мигал лампами дневного света на потолке. В этой части Научного Отдела было тихо, полупустынно и спокойно. Почти мертво. И порой тишина была благословением, порой – жестоко давила прямо на мозг. Ее хотелось нарушить какой-нибудь полу связной песней, насвистыванием… криком. Но Эрван держался. Во имя выздоровления и своего будущего. Медики с учеными наперебой обещали сотворить с его памятью чудеса и даже заставить арахноидов исчезнуть из кошмаров.
Шла третья неделя таких обещаний. И кроме болезненных и непонятных уколов бойцу больше никаких процедур не делали. Эрван скрипел зубами по ночам и терпеливо ждал перемен.

***
Наутро, сразу после витаминно-протеинового завтрака, в комнату к Эрвану по обыкновению заглянул Тео. Сегодня паренек в белом врачебном костюме был заметно взволнован.
- Привет, Эр! Есть хорошая новость! Доктор Ричардсон нашел вероятные перспективы в твоем лечении. Через десять минут завершится заседание Комиссии, и мы сразу же приступим. Пойдем со мной.
Выведя заметно оживившегося мужчину, лаборант запер дверь и повел бойца по коридору налево. Там была еще одна развилка. Поворот направо. Лифт. По ощущениям – несколько ярусов вниз. Теперь это был более широкий коридор, стены которого украшала некая интересная геометрика – не то письмена, не то причудливые узоры. Тео вел Эрвана вперед порывисто и упорно, как нашедшая след гончая. Немногочисленные Научники в синих халатах не обращали на пару никакого внимания, на ходу тихо обговаривая рабочие моменты. Одиночки не отлипали от экранов переносных планшетных ПК, что-то черкая по ним прозрачными стилосами.
Очередной поворот – и белая, без ручки, дверь-купе ведет в зал. Он так же светлый, идеально круглый, по периметру на белых столешницах расположились удобные компьютерные клавиатуры. Стены – сплошь панно  мониторов, тонких, с диаграммами, схемами, графиками, сменяющими друг друга картинками местности и прочей исследовательской мутью. Один раз такой пик показался Эрвану знакомым – редкий лес, кочки, не хватало только пауков. Мужчина содрогнулся. Народу в комнате было довольно много – почти все места за компьютерами были заняты. Прямо впереди, в проеме, была еще одна дверь, более похожая на створку сейфа – круглая, с кучей плоских белых кнопок на серой панели и большим видеоэкраном. Сейчас экран был выключен.
Навстречу вошедшим, из-за стола рядом с «сейфом», поднялся седой, чуть полноватый мужчина. Его халат был безупречно белым, а тонкие волосы – идеально приглаженными. Научник протянул Эрвану руку для пожатия, второй рукой поправляя дужку ультраочков без оправы:
- Доктор Энрико Ричардсон. Рад Вас видеть в добром здравии, Эрван, хотя, может быть Вы меня и не помните…
Боец отрицательно качнул головой.
- Простите. Не помню. Я вообще мало что помню. А уколы не помогают. – Низкий голос прозвучал немного хрипло и обвинительно.
Седой деликатно откашлялся:
- Это были поливитамины и кое-какие подготовительные меры. Скажем так – балансировка гормонов и аминокислот в организме. Главное – впереди. – Он незаметно, не отворачиваясь, подал некий жест, заведя освободившуюся от рукопожатия ладонь за спину. С эргономичных стульев поднялись еще двое лаборантов. Один открыл ящик стола и достал оттуда инъекционный шприц. Ричардсон улыбнулся и подвел подопытного к круглой двери, нажал несколько кнопок и отпер створку. Она оказалась толстой. Одновременно с подталкиванием Эрвана в проем доктор быстро, каким-то отрепетированным жестом, всадил в правое предплечье бойца поднесенный шприц. Тот не успел отреагировать на боль, хотя тело привычно дернулось… и осело, придерживаемое седым за торс.
- Заносите.
Помощники шустро внесли бесчувственного Эрвана в помещение и уложили прямо на стерильный пол. И так же быстро покинули его.
Это была комната белого пластика.
Одновременно с закрытием двери сработал механизм в соседнем отсеке. Капсула была активирована «механической рукой», спустившейся с комплекса на стене и нажавшей на овальной «живо» поверхности определенную комбинацию – несколько чуть выступающих точек.
В ответ прозвучала слабая вибрация. А в прозрачный раструб скользнул озорно искрящийся белый дымок, устремляясь по ребристому шлангу в комнату с Эрваном.

****
Его вырвал из чудного тумана и привел в чувство странный, но до жути знакомый скрежет жвал. Чудовищных, смертоносных жвал, которым что человеческие кости, что огнеупорный сплав стали – все одно, лишь бы проверить на ломкость и хруст. Эрван судорожно вскинул голову:
- Твою мать!
Арахноиды наступали со всех сторон. А он вновь находился среди маленького отряда, который по лесу отступал к шаттлу. Справа и слева от бойца тварей поливали шквальным огнем, пауки страшно щелкали жвалами, дико визжали, но продолжали наступление. Как оказалось, Эрван стоял на коленях, впереди относительно надежным щитом был переносной автомат M3 Volley на крепкой трехноге.
- Отступаем! Назад!
Еще несколько шагов. И даже антураж оценить некогда – а ведь леса Иридии манили Научников и Исследователей с самого начала своей бирюзово-салатной зеленью и многочисленной интересной фауной. Солнце пробивалось длинными лучами сквозь ветви. Пахло свежестью и травой. Всем хороша планета. Кроме пауков. Кроме гигантских пауков, которые, как он понял, жрут все живое, а теперь попробовали и человеческой плоти.
Эрван заорал и перед тем, как двинуться назад полил громадную уродливую фигуру, ближайшую, потоком свинца:
- Получай, мразь!
Откуда-то издалека:
- Я сказал – ОТСТУПАЕМ! Малик, Бёртон!
Эрвана словно пронизал разряд электрического тока – его зовут Бёртон, Рэй Бёртон! Почему Научники назвали его Эрваном?
Как он вообще попал сюда?! Что ему вкололи перед… транспортировкой?!
По затылку что-то слабо ухнуло:
- Ты слышишь?! Отходим!
Эрван кивнул, ловко сложил и перекинул через спину автомат, лихо отстегнул оба притороченные к поясу многозарядные Swift 402 с разрывными головками коротких стальных стрел и присоединился к последним отчаянным, кто прикрывал отход.
Пару раз, уворачиваясь от длинных мохнатых лап, норовящих зацепить и вытащить из отряда, бойцу мерещилась какая-то полная ерунда.
Что он не в лесу, что он не спасают и свою и чужие жизни, выигрывая боем последние десятки метров до спасительного шаттла.
Что он в комнате, белой до безумия.

Доктор Ричардсон внимательно рассматривал на больших панно стен метания Эрвана/Рэя Бёртона по комнате. Вот мужчина откатился, вот упал на оба колена и вскинул несуществующий автомат. Полка с ассортиментом оружия и припасами съестного еще ни разу не привлекла внимания подопытного. Тео с еще одним лаборантом дробью диктовали датчикам системы IR (Intelligent Research) данные по Эрвану, вводя все новые и новые параметры. Белый пластик обшивки «сейфа» слабо мерцал, принимая показатели по температуре, влажности, уровню потребляемого кислорода, выделению адреналина и прочее. Неожиданно седой Научник вскинул руку, призывая всех ко вниманию. Установилась почти полная тишина.
Тео прилип к экрану.

…Стрелы кончились подозрительно быстро. Эрван, не отводя взгляда от маячащих жутких многоножных силуэтов, спиной вывалился на довольно широкую опушку. Справа, в обзор зрения, попала бликом серебристая поверхность узкого шаттла. Почти добрались!
Внезапно впереди, из редеющего кустарника, раздался крик, быстро затихающий. Малика утащили. Жвала затрещали с каким-то остервенением, размалывая бедолагу. В ответ прогремел короткий взрыв – видимо, у мертвеца на поясе была пристегнута ручная мини-граната. Волна отшвырнула Эрвана еще на пару шагов, заставив упасть на спину и обо что-то удариться затылком в защитном шлеме. Шаря руками по бедрам в поисках пистолетов, правой рукой в беспалой перчатке боец ухватил оружие, приземлившееся прямо на живот. Предыдущему владельцу оно явно уже не понадобится, судя по воплям из гущи леса. Через миг на оставшихся военных  посыпался град из частей тела, обмундирования. Клекот арахноидов стал громче.
Desert Eagle удобно лег в ладонь, словно для нее и был создан. Первая, высунувшаяся из ветвей паучья морда метко получила пару пуль прямо меж фасеточных глаз.
- Получи, урод!
И вдруг – снова помутнение. Куда он стреляет?
Вокруг белым бело, смена декораций солнечного леса, корабля и сочной хрустящей травы на пластик. Круглая комната. Сознание почти пришло в ясность.
Неужели…
Неужели над ним ставят опыты? Треск и цокот перемалывающих плоть пауков стих; лежащий на полу Эрван с изумлением смотрел на пистолет, увязнувшие в пластике пули, будто всасываемые белоснежной поверхностью.
Это все Научники, это их дерьмовые шутки. Это их дерьмовые эксперименты.
«Скажи, что ты знаешь…»
- Выпустите меня! Я рядовой Рэй Бёртон, отряд Дельта-Исследователей!
«Скажи, что ты себя убьешь…»
- Тео! Доктор Ричардсон! Выпустите меня! Немедленно! Иначе я… - он поднес к горлу дуло.
По ту сторону визоров и камер седой неодобрительно качал головой. Бледный Тео строчил по клавиатуре данные для протокола эксперимента. Остальные лаборанты спешно фиксировали очередной блок данных из белой комнаты.
- Оно… оно проявило себя! – восторженный шепот Тео был перекрыт очередным громким возгласом.
- Я не шучу! Выпустите, вы обещали вылечить меня! Вернуть память! Выпустите сейчас же! Что это? Нет… нет!
Внезапно седой насторожился, не отводя взгляда от панно:
- Ч-черт… Готовьте вакуум и отключение гравиполя в камере, живо!

Эрван был испуган. Его палец помимо воли нажимал на курок поднесенного к горлу пистолета.
- Не надо! Нет… Не надо!
А чужой голос, который он принял за внутреннюю храбрость, за свой инстинкт самосохранения, подсказывающий нужные слова и действия, продолжал уговаривать его. И становился крепче, тверже, увереннее.
«Нажми на курок, нажми, нажми-нажми… нажминажминажми…»
Светловолосый мужчина покрылся потом. Его учили не сдаваться, его учили идти напролом до конца. Но здесь его воля оказалась бессильна.
«Я не дамся им. И не отдам им тебя. Они по сегменту забирают мою память, надеясь на разгадку. Я буду отвечать тем же. Нажимай! НАЖИМАЙ!»
Палец дрогнул – а затем кровь алым потоком хлынула во все стороны. Eagle не подкачал – к тому времени, как заработали воздушные насосы и гравикомы, боец был мертв. Пистолет красиво плавал в камере вместе с трупом и ожерельем разнокалиберных кровавых шариков. С последними очаровательную композицию в духе «нео-арт» создал моток веревки, связывая «нитью» крупные багряные бусины.

*****
Доктор уперся руками о столешницу, пытливо глядя в монитор на мертвеца:
- Успели?
Тео огорченно покачал головой. По его виску ползли крупные капли пота.
- Полный симбиоз. Отделение оказалось невозможным, Мгла активизировалась в теле Рэя Бёртона на 98,3%.
- Это была пятая капсула?
- Да, доктор.
- Жаль. Ладно. У нас их еще с полсотни. Продолжаем эксперимент. Все данные учтены? – Получив в ответ кивок и повернувшись к остальным, Ричардсон громко, уверенно сказал. – Завтра здесь же в назначенное время. Подопытный – рядовой Амир Малик, отряд Дельта. Оружие… оружие не убирать. Без него Мгла не вступает в контакт. К сожалению. – Развернувшись на низких каблуках белых туфель, седой покинул наблюдательную комнату.
В коридоре Ричардсона не по Уставу поспешно догнал один из военных. Судя по нашивке и синему цвету формы – Тау-Исследователь. С приказом от генерала Тормингтона.
- Тау-адъютант Генри Гесслер, сэр. Вам пакет, сэр.
- Спасибо. – Доктор немного рассеянно принял плотный желтый конверт без опознавательных знаков.
- Генерал Тормингтон требует отчитаться по эксперименту с Белой Мглой незамедлительно, сэр.
- Все будет сделано.
Парнишка, чернявый, совсем молодой, смотрел на доктора как на необыкновенное внеземное существо... его благоговение граничило вместе со страхом. Это было забавно.
- Сэр, разрешите спросить? Это… это правда, что с теми, кто не был на Иридии, она не контактирует?
- С чего такой слух?
Парень замялся:
- Наши строят догадки. Им нелегко пришлось с транспортировкой капсул, сэр.
«Еще бы, когда приходится отбиваться от дюжины пауков… Однако, подобные слухи надо пресекать.» Баритон был невозмутим.
- Трудности вознаграждены огромным количеством рабочего материала, Тау-адъютант Гесслер. Догадки неверны. Мы продолжаем исследования. Вы можете быть свободны.
- Так точно, сэр.
Теперь шаг юнца был почти четким и строгим.
Доктор проводил его задумчивым взглядом, покусал сухую губу и прошел еще дальше по коридору. Затем свернул налево, к череде служебных лифтов. Все они вели еще ниже, чем Научный Отдел. На смотровые площадки.
Где-то наверху уже в пятый раз огорченный Тео спешно ваяет протокол в Центральное Научно-Исследовательское Бюро. Где-то наверху завершается стерилизация белой комнаты с пластиковой обшивкой. Где-то наверху очередная драгоценная капсула изымается из Сберегательного Отсека, автоматически обследуется и готовится к завтрашнему этапу эксперимента.
Площадка была пустынна. Самое «горячее» время, пик работы. Редко кто спускается сюда в этот час.
Доктор Энрико Ричардсон посещает камеру с толстым кварцевым стеклом после каждого провала. Своеобразный ритуал, по которому седой раз за разом возвращается, чтобы посмотреть на планету IRDI26Y12b - Иридию, по орбите которой и передвигается «Vento» - космический крейсер Альянса исключительно научно-исследовательского назначения. Чуть дальше по корпусу – с другой стороны – состыкован «Arius II» - военный крейсер Альянса. Перемещение меж кораблями свободное.
Взгляд из-за стекол ультраочков направлен на терминатор – полосу меж освещенной и затененной сторонами планет. По курсу корабли скоро приблизятся  и пройдут над ней.
И самое печальное - интуиция подсказывает доктору Ричардсону, что здесь они застряли надолго.

 Далматов! Да что с тобой такое! Ты будешь писать сочинение или как?..
Я поднял голову от пустого листика тетради с выведенным заголовком сочинения «Как я провел лето». Весь класс смотрел на меня, с нетерпением ожидая, когда же вечный бунтарь откроет рот. Голос Татьяны Петровны был бесконечно усталым, с  ноткой какой-то тревоги — она знала, что я могу это сделать. И ей придется в очередной раз вести меня к директору «на ковер».
Я лишь согласно кивнул:
- Да, Татьяна Петровна, я уже приступаю.
Ее редкая бровь даже поползла наверх от моего вежливого тона. Одноклассники зароптали чуть разочарованно. Я снова опустил взгляд и взял ручку, лежащую рядом с непривычно аккуратно сложенными тетрадями и учебником. Макс, мой сосед по парте, убежденный нигилист и рэпер, тихо хмыкнул, пихая меня в руку своим локтем:
- Чувак, ты че? Да забей на нее...
Я чуть слышно зашипел — локоть отозвался вспышкой боли на движение друга. Увидев мое лицо, Максим  виновато улыбнулся:
- Прости, все время забываю о твоей деревенской травме…
Качнув головой, я все же начал писать нелепое вранье  о проведенном в деревне лете — о полезности фруктов и ягод, о велосипедных прогулках... но мыслями был далеко.
Мыслями я был как раз в этом прошедшем лете. Оно научило меня ответственности, и прежде всего-  за свои мысли и поступки...
***
… автобус  не спеша  полз по сумеречной дороге. Зад давно был отсижен, я ругался сквозь зубы на всё: а) на родителей, которые в середине июня получили крупный заказ на дизайнерское оформление сети кафе в центре Москвы и сплавили меня на лето к бабушке в далекую-далекую деревню; б) на любимую бабушку, которая точно будет следить за мной во все глаза и тыкать пирожки,  как она делала в мой прошлый приезд; в) на медленно ползущий автобус (а перед ним еще один, а перед тем — электричку). Единственное, что не раздражало мыслей и взгляда - это новенький планшет в защитном чехле на моих коленях. Его отец принес накануне моего отъезда в Евловку (каюсь, про себя я иногда называл деревню чуть по иному, меняя букву «в» на букву «б»), понимая, что шестнадцатилетнему пацану в глухой тиши так будет хоть какое-то развлечение. Я очень обрадовался и даже обнял родителей, что делал нечасто.
Бабушка должна была встречать меня на остановке. Когда я слез, с рюкзаком в правой руке и планшетом под мышкой, ко мне из уже густых сумерек на свет слабого фонаря вышла хрупкая старушечья фигурка:
- Денис?
- Бабуля, - я был очень рад ее видеть. Черт с ним, с тем отсиженным задом. Мне она всегда нравилась больше всех моих родственников, даже родители не так понимали меня, как эта старушка. Мы виделись всего несколько раз из-за дальнего расстояния, но нам всегда было о чем поговорить. По крайне мере, в прошлые мои визиты.
Бабушка Поля крепко обняла меня с улыбкой на бледных губах и подхватила рюкзак. Я замотал головой:
- Эй, он...
- Он не тяжелый.
- Ну бааа, - я перехватил ее руку, отнял рюкзак и подал бабушке предплечье, как галантный кавалер.
- Ну что, будем выживать до августа?
Я хмыкнул:
- Почему же  - до августа?
- Потому что в школе ты будешь выживать сам — в ее красивом, грудном голосе тоже проступила ухмылка.
Рассмеявшись, я крепче перехватил лямки рюкзака,  и мы неторопливо пошли к дому.
***
Дом бабы Поли был двухэтажным и находился на окраине, недалеко от автобусной остановки. Рядом с ним, метрах в трехстах, был колодец с весьма интересной хренью, которые местные присобачили впритык к каменному кругу. Я назвал ее «вертушкой» - нечто вроде невысокого, в мой рост столба с поперечной вращающейся перекладиной на нем, к обеим концам которой было привешено по бадье. Деревенские наливали в них воду, когда приводили стада на водопой, чтобы не поднимать каждый раз за ручку довольно большое ведро из колодца.
Весь этот антураж я наблюдал с комнаты на втором этаже — моей спальни. Она была небольшая, но вполне прилично обставленная. Телевизора не было вообще — бабушка ненавидела  «зомбоящик». Вместо него внизу на кухне всегда что-то гнусавило, бубнило или треснутым голосом пело радио.
Отойдя от окна, я напялил футболку, натянул штаны и потянулся за носками, которые вчера бросил прямо на пол.. как и остальные вещи из рюкзака. Мне всегда влом все раскладывать вечером: я отужинал, вытряхнул рюкзак и завалился спать.
Носков не было.
Ругнувшись, я перерыл все вещи. Носки не обнаружились. Пар десять белоснежных новеньких адидасовских носков просто исчезли.
Гыкнув, я провел пятерней по светлым волосам и спустился вниз.
Бабушка в зеленом летнем халате уже суетилась на кухне, пахло выпечкой.
- Ба, - мой сиплый спросонья голос отвлек ее от сковородки. - Ты носки мои не видела?
Она улыбнулась, поправляя чуть съехавшую с седых волос косынку:
- А зачем они мне? - ее темно-карие, по-девчоночьи живые глаза выражали недоумение.
- Ну мало ли,  - я чуть было не цыкнул зубом и не сплюнул на пол. Дурацкая привычка, но мне она казалась мега-крутой. Вместо этого я пожал плечами и сел за стол.
- А  умыться? - в родном голосе зазвучал укор.
- Ай, бааа...  - я кисло поморщился, словно к оладьям прилагался лимонный соус,  а не малиновое варенье.
- Не «бакай». Вперед — марш.
Я состроил было гримасу, но покорно поднялся и поплелся в ванну. Родители хорошо помогали деньгами при реставрации дома, так что современный санузел радовал мою чистоплотную, но не всегда аккуратную душу.
Умывшись, я наскоро позавтракал и поднялся наверх. И тут мой взгляд привлекла маленькая лестница, ведущая на чердак. Я осторожно поднялся по ней и открыл люк. В 11 лет я не рискнул это сделать по причине обыкновенной ребяческой трусости.
Чердак представлял собой чистую, но пыльную и почти пустую каморку. В ней была лишь старая крепкая кушетка, тумбочка без одной ножки и какой-то предмет у круглого оконца в просторном, свисающем до светлого деревянного пола чехле. Надо мной на крыше и в балках что-то ворковали залетевшие голуби, воздух был свеж и даже пах чем-то цитрусовым.. Я хмыкнул и прошел к окошку.
Сняв чехол, я присвистнул. Это был дедушкин телескоп.
Осмотрев еще раз помещение, я понял, что буду жить все лето здесь. А что? Кушетка вроде прочная, матрас я выбью, вещи уложу в тумбочку.. зато не надо будет бояться, что баба Поля внезапно откроет дверь и застанет меня с какой-нибудь полуобнаженной девушкой на экране планшета.
Кивнув самому себе, я спустился по короткой, в шесть ступенек, лестнице и прикрыл люк. Вновь зайдя на кухню, я застал бабушку с фотографией давно умершего деда в руках. В ее глазах что-то влажно посверкивало. Увидев меня, она поспешно вытерла веки концами светлой  косынки и слабо улыбнулась.
- Ба... я тут под крышей... чердак нашел.
- Да он и был там всегда, -  в негромком голосе  проявилась иронически-добродушная нотка.
- А можно я там буду жить?
Ее глаза чуть расширились, словно я предложил оформить на нее кредит в несколько миллионов.
- Денис.. чтой-то тебе в голову пришло?..
- Ну, пожалуйста! Я буду сам убираться, обещаю!
- Знаю я твое «убираться».. через неделю там будет то, в чем живут мои свиньи за домом.
Я чуть ли не запрыгал на месте в капризном нетерпении:
- Ну бааа...
- Ну, хорошо-хорошо.. -  в ее глазах мелькнула какая-то мысль. Она даже улыбнулась чему-то. - Хорошо. Он твой.
Ликующе  воскликнув, я  помчался в свою комнату за вещами.
***
Часа через два я уже освоился. Прыгал на кушетке, валялся с планшетом и лазил в интернете (еще в дороге на другом конце деревни я увидел дар высших сил этой захолустной дыре — вышку МТС). В конце концов душа моя возжелала зрелищ (хлеб предполагался в обеденный перерыв), поэтому я натянул кроссовки прямо на босу ногу и спустился вниз.
Бабушку я поймал уже на пороге, упросив купить носки в местном магазине. Она снова посмотрела на меня темными глазами с тем самым загадочным выражением, но промолчала и кивнула.
Ухватив велосипед, на котором  гонял в прошлый приезд - но только сейчас он стал мне впору, я помчался по разъезжающимся тропкам и скоро вырулил на центральную, даже заасфальтированную деревенскую дорогу. Передо мной плелась телега с высокой копной сена, я быстро объехал ее — и чуть не сбил пару медленно идущих впереди повозки старушек. Обругав их бессовестно вслух «старыми кошелками» и услышав вслед беззлобное  «молодой, да без царя в голове», я съехал на дорогу к колодцу.
Каменный круг одиноко выглядывал из потрескавшейся от долгой засухи земли.
Я отодвинул тяжелую крышку, кряхтя, и заглянул вниз. Первым желание было плюнуть — но полным идиотом я не был, и останки совести в душевном склепе еще имелись. Вертушка справа от меня заскрипела, одна бадья свешивалась немного  ниже другой — видимо, в ней еще оставалась вода.
Цыкнув зубом, я выпрямился и все таки плюнул на каменный обод.
В это момент случилось нечто необыкновенное. Меня позвали... из колодца. Женский голос вполне слышно и мягко произнес: «Денис...»
Я вылупил глаза, глядя на каменное чудо. Не удержавшись, я снова нагнулся и  всмотрелся в темнеющие глубины.
На меня плыло лицо. Жуткое женское лицо, словно вылепленное из прозрачно-желтого тумана. Оно было страшное, как у кикиморы в мультфильме далекого детства.
Матюкнушись, я отпрянул, краем глаза замечая движение справа. Быстро повернувшись, я обмер и мои глаза раскрылись еще шире — ко мне приближалась та самая обвисшая бадья. Это было последнее, что я смог запомнить перед поцелуем с деревом..
***
Через пару недель, в начале июля, я уже мог вставать с кровати и ходить. Голова жутко болела, но местный врач-фельдшер говорил, что выбитый зуб (тот самый, которым я любил цыкать) и легкое сотрясение мозга — еще дешевая цена за столь сильный удар бадьей в мою бедовую черепушку. Я кивал, радуясь, что родители этого не узнают.. если только бабушка не скажет. Но баба Поля не отходила от меня ни на шаг и обещала ничего не рассказывать.
В общем, к колодцу я больше не подходил. От греха подальше. Я вообще старался не выходить из дому, так как купленные новые носки скорее всего предназначались в чехлы для ластов местных рыбаков  - рядом с деревней было озерцо. Я матерился, заматывая ткань в рулончик перед одеванием кроссовок, но терпел, так как ассортимент ограничивался именно пятьдесят шестым (как я его назвал) размером. Бабушка только посмеивалась чему-то, поя меня лекарствами.
Теперь я коротал время с играми, интернетом и телескопом, благо вечера были ясные и теплые. Тут вообще редко в этом сезоне идет дождь, как говорит бабушка. Поэтому и полупуста деревня летом.
С бабой Полей после моего близкого знакомства с местным водоснабжающим девайсом мы особо не общались. Она порой словно не хотела меня тревожить, занимаясь своими хозяйскими делами, а иногда доводила до бешенства. Мы, бывало, спорили и даже ругались (в последний скандал я нечаянно разбил ее любимую кружку, слишком резко взмахнув рукой над столом), и тогда я уходил злой на чердак, оставляя старушку в отчаянии от того, что ее внук слишком уж изменился за прошедшие пять лет. Музыка, вкусы и предпочтения... Только любовь к книгам еще как-то объединяла нас, но в библиотеку (а у родственницы была и такая комната) меня пока не тянуло.
Очередная непонятная фигня случилась уже в конце июля. Я яростно шпилился в какую-то стрелялку, когда баба Поля подняла люк, показываясь в проеме:
- Пошли ужинать.
- Не хочу, бааа, - я сцедил слова, не отрывая взгляд от экрана.
- Пошли, сказала. Врач приказал. Фрукты, овощи, витамины. Я салат твой любимый сделала..
Я вскинул на нее взгляд. Лицо старушки выдавало досаду и тревогу за меня.
- Лааадно.
Откинув планшет на кушетку, я потянулся и коснулся языком дырки вместо зуба. Баба Поля теперь хихикала каждый раз при виде моей улыбки, да и сам я иногда смотря в зеркало по утрам заливался смехом — так нелепа и задорна стала моя физиономия с выбитым зубом. Ничего, перед школой наведаюсь к стоматологу...
Быстро отужинав, я вернулся на чердак, по дороге заскочив  в туалет.
Ну недолго я отсутствовал, короче говоря.
Однако, в комнате словно что-то изменилось. Кушетка была чуть сдвинута. Но самое главное — с мягкого покрывала  исчез планшет.
Я быстро обежал глазами небольшое помещение  - и выдохнул с огромным облегчением. Гаджет валялся на съехавшем покрывале рядом с телескопом. Подняв его, я смахнул фантик от конфетки, прилипший к левому краю экрана.. и обмер.
На матовой черной поверхности были нацарапаны большими кривыми буквами два слова.
«УХАДИ ДАМОЙ»
Сказать, что я обалдел — ничего не сказать..
- Это че за х.....?!
Голос сорвался от гнева. Я подхватил планшет и быстро прошел к люку, намереваясь спуститься вниз и конкретно так поговорить с бабой Полей. По дороге я пнул ногой какую-то мелкую вещицу, наклонился и обалдел еще больше. Это был осколок бабушкиной кружки.. и убейте меня, если не его острым краем мне вежливо попросили убраться вон.
… вторая ступенька сверху всегда предательски скрипела при моем спуске или подъеме. Но в этот раз я не соображал напрочь от ярости и скатился кубарем на нее. Доска сломалась, планшет вылетел из руки, а моя тушка полетела вниз. Правый локоть пронзила резкая боль, перед глазами потемнело — и я отключился.

***
- Бедный ты мой, бедовый... - бабушкина рука гладила мои скулы.  В голосе слышались искренняя боль и переживание за внука.
Я разлепил веки. Черт, как болит голова... Осмотревшись глазами, я понял, что нахожусь в той самой комнате, где мне предполагалось проводить летние деньки с самого начала — спальня с видом на колодец и центральную дорогу.
Бабушкино лицо замаячило перед взглядом:
- Денис.. родной мой, как ты себя чувствуешь?.. - старческая рука чуть дрожала.
- Бааа... что случилось?
- Ты с чердака упал. И игрушку свою разбил. - печально отозвалась бабушка.
- Ой бл...ин, - в самый последний момент я сдержался.
Баба Поля не обратила внимание на едва не вылетевший из моих сухих губ мат:
- Ты лежи, лежи.. не волнуйся. Куплю тебе такую же. Только денег подкоплю...
Я не смог удержаться от фырканья:
- Бабуль, ты чего? Забей на нее. Как-нибудь оправдаюсь перед папой. Скажу  - нечаянно разбил.
При мысли об ожидающих  мою персону «люлей» отца в приличном количестве и укоров матери я скривился, но, сцепив зубы, послал эти размышления пока куда подальше.
Баба Поля посмотрела на часы и заторопилась:
- Так, ты отдыхай. Я в колхоз быстро, одной ногой — проблемы там. Мобильник будет при мне.
Ее суховатая ручка протянула мне бумажку:
- И звони Иван Иванычу, если что. Номер оставил.
Я положил белый квадратик на кровать и перевел взгляд на свою правую руку — она была согнута в локте и перебинтована.
- Вывих, - старушка проследила за моим взглядом. - И жить ты теперь будешь здесь. Никаких чердаков.
Мне осталось только осторожно пожать плечами и отвернуться. К черту все. Лето задалось просто охрененное.
Бабушка была уже на выходе, когда я почти заорал:
- Ба! Ба, подожди! Там, на игрушке, были нацарапаны слова! –
Про страшное лицо в колодце я решил не упоминать, чтобы не обрести репутацию странного парня и не проходить ежедневные досмотры на наличие наркотических или алкогольных веществ в неведомых тайниках дома или во мне самом.
Баба Поля вздрогнула и повернулась, берясь за дверную ручку:
- Ты уверен?
Я кивнул и спросил напрямик:
- Ты что-то знаешь, верно?
Ее голос прозвучал чуть устало:
- Я вернусь — и мы поговорим.
Мы так и не поговорили тогда. В колхозе была проблема с коровами —  какое-то инфекционное заболевание, а моя бабушка, кстати, почетный ветеринар на пенсии, возилась с ними еще несколько недель, приходя домой  выжатая как лимон. Какие уж тут беседы.. Я управлялся по дому в ее отсутствие, мне было неудобно за свое былое поведение — баба Поля очень меня любила и всегда находила теплые слова для внука, в каком бы состоянии она не вернулась с резко навалившегося напряга. В результате одиночества я освоил с помощью старых кулинарных книг несколько весьма интересных и легких в операционном плане приготовления блюд, офигевая сам от неожиданно проснувшегося во мне повара-любителя.
Желтоватый гипс и бинт с руки сняли уже ближе к концу августа. Вот тогда-то я и получил ответы на все загадки.
Поздней теплой ночью, когда все крупные звезды уже тают, а где-то на востоке начинает слабо светать, я отлепился от телескопа, который перетащил в свое теперешнее место обитания с помощью отзывчивого фельдшера, приходившего для очередного осмотра, и провел языком по сухим губам. Поток метеоритов был великолепен, от этого зрелища у меня пересохло в горле. Неслышно ступая босыми ногами по половицам, я протопал вниз за кружкой воды и замер на последней ступеньке. Кухня была за поворотом.. И на кухне слышались голоса.
- Полина... ну не хотел я столь сильно испужать его. Так, побаловался...
- Федя... - в негромком голосе бабушки ощущался металл, такой необычный для ее всегда мягкого поведения. Ну, кроме, конечно, случаев, когда я страдал фигней и должен был огрести. - Это же кнут без пряника. Так нельзя.
- А как еще воспитывать, дочка? Вещи разбрасывает, грубиянит, людей не ценит... да что людей — в колодец чуть не плюнул. И подслушивать горазд, — в старческом мужском колосе слышались ехидно-обвиняющие ноты.
Деревянный пол скрипнул под моими босыми ногами, и я вышел в шортах на свет слабого ночника.
Бабушка сидела за овальным кухонным столом. На деревянной подставке колечками дымился чайник, а над двумя белыми кружками вился парок. Так же на столе была большая куча оберток от шоколадных конфет. Я аж удивился, кто так много ест сладкого — старушка всегда жаловалась на зубы и конфеты не любила.
Переведя взгляд на стул напротив бабушкиного, я поначалу не поверил своим глазам. На нем сидел маленький старичок в какой-то светлой и широкой, перетянутой в поясе веревкой рубахе. Ноги его болтались беспечно высоко над полом, стопы были заросшие жесткими волосами и темные, как кожа негра. Сам дедуля производил впечатление сморщенного сухофрукта. Тонкие ручки-ножки, маленькое лицо с яркими, как у кошки, зелеными глазами,   копна светлых волос, падающих на хрупкие плечи. Он тоненько рассмеялся, глядя в мое обалдевшее лицо с отвисшей нижней челюстью:
- Удивлен, внучок?
Я прошлепал еще пару шагов к столу. Бабушка поднялась мне навстречу с тревожным взглядом:
- Я всё хотела сказать, да времени никак не было.. Денис, у меня в доме живет...
- Домовой, - я завершил бабушкину фразу, ошалело выговаривая слова почти по складам. - Ба, у тебя живет домовой.
Она кивнула, выдыхая с затаенным облегчением:
- И его зовут Федор.
- Так это ты спер мои носки? – вопрос был из категории самых нелепых, но мне было очень интересно.
Старичок снова зашелся в смехе, беря со стола очередную конфету и разворачивая ее смуглыми коротенькими пальчиками:
- Ага. За твою неряшливость и безалаберность надо было исподнее спереть. Так быстрее бы дошло, что вещи всегда, - он выделил слово «всегда» поднятым указательным пальчиком и повышенным голосом, - нужно аккуратно складывать.
- А колодец? - я сел на свободный стул. Черт, сломайся в нем ножка и окажись моя пятая точка на полу — все равно бы не оторвал взгляда от домового.
Старичок нахмурился и, дожевав конфету, погрозил мне тем же вздернутым крючковатым пальцем:
- Ты это прекрати — плеваться где попало.
- Ступенька тоже его работа,  - голос бабушки мягко вклинился в диалог. Она с интересом смотрела на наше общение.
Мне осталось грустно покачать головой, вспомнив о планшете. Федор словно угадал мои мысли:
- И зеркало твое бесценное  тоже я испортил. Штоб знал ты, каково это — вещи чужие не жалеть, - он явно намекал на разбитую бабушкину кружку. - Только странное оно какое-то. Все картинки показывает, как блюдце с яблоком... ццц... куда ж я его, кстати, родимое, засунул-то на днях?.. - и домовой принялся что-то бормотать себе под нос.
Голова моя еще немного кружилась от потрясения. Бабушка подошла поближе и охватила рукой плечи:
- Как чувствуешь себя, Дениска?
-Ой, бааа... - я все  еще не мог оторвать взгляда от старичка, который закончил что-то припоминать и стащил со стола еще одну конфету. - Каша в голове.
- Выбьем. Всю дурь твою малолетнюю из тебя выбьем,  - зеленые глаза смотрели прямо в мои, лукаво посверкивая.
Я перевел взгляд на бабу Полю, которая чуть крепче сжала мои плечи, улыбаясь словам домового, и негромко спросил:
- Ба, а можно я следующим летом приеду?
Домовой Федя  зашуршал оберткой и легко рассмеялся.